— Я думал, у вас беда большая случилась, оттого так далеко шли…

Эвенки удивлённо переглянулись:

— Как разделим оленей: тамга у всех одинаковая?

А пастух Тока спрашивает:

— Дружно ли вы, эвенки, жили? А?

Отвечают:

— Дружно!

— Тогда зачем же оленей пасти врозь, пусть у них будет одна тамга, один хозяин.

Эвенки зашумели, обступили пастуха Току:

— Кто, кто хозяином оленей будет? Кого назовёшь из нас? Тебя, старого, слушать будем!

Опять Тока трубку из зубов вынул, облако дыма пустил и говорит:

— Ваше стадо — вы и хозяева.

Обрадовались эвенки, каждый думает: «Как я разбогател: было у меня десять оленей — стало тридцать».

Попрощались они с пастухом Токой и довольные ушли. Идут и говорят:

— Однако, старый Тока самый умный в тайге, другого искать не пойдём.

С того времени помирились эвенки, оленей пасут сообща тамгу ставят одну.

Кукушка

В древние времена, когда на небе было два солнца и на земле всегда день белый сиял, кукушку считали первой певуньей.

Сядет кукушка на ветку, голову гордо вскинет, хвост расправит и поёт, на всю тайгу разливается. И птицы и звери слушают, кукушку хвалят.

Пришла пора всем птицам яички откладывать, птенцов выводить. Птицы заторопились: мох, траву, ветки таскать начали, гнёзда новые вить, постель тёплую готовить.

Только кукушка ещё больше важничает, над птицами смеётся, песнями по тайге разливается.

Собрались птицы, говорят:

— Как певунья наша жить будет? Как род свой на земле сохранит?..

Услыхала кукушка те птичьи речи, пуще смеётся:

— Эко, глупые!.. Не думаете ли вы меня заставить гнездо вить, птенцов высиживать?..

Птицы сказали:

— Худая голова у этой птицы: ума в ней меньше, чем у мухи, — и разлетелись по своим гнёздам.

А кукушка по-прежнему смеётся, песнями по тайге разливается.

Пришла пора и ей яички откладывать, но гнезда-то у неё нет.

Полетела она к озеру, видит: между кочек, в камышах, утка на яйцах сидит, старается. Кукушка ей говорит:

— Эко, милая, сидишь голодная, слетай покормись, я яички твои охранять стану.

Утка послушалась, полетела. Кукушка одно яичко из утиного гнезда выбросила, своё положила.

Вернулась утка, села на яички. Кукушка улетела, на другой день прилетела она в поле, видит: куропатка в траве на яичках сидит, старается. Кукушка ей говорит:

— Эко, милая, сидишь голодная, слетай покормись, я твои яички охранять стану…

Послушалась куропатка, полетела. Кукушка одно яичко из куропаткиного гнезда выбросила, своё положила.

Куропатка прилетела, села на яички. Кукушка улетела. На третий день прилетела она к сухой осине, на ней большое гнездо, в нём ворона на яичках сидит, старается. Кукушка говорит:

— Эко, милая, сидишь, голодная, слетай покормись, я твои яички охранять стану.

Ворона послушалась, полетела. Кукушка одно яичко из вороньего гнезда выбросила, своё положила.

Ворона прилетела, села на яички. Кукушка улетела.

Вывели все птицы птенцов, птенцы подросли. Каждая птица радуется, своими детьми хвалится.

Утка крякает:

— Кря-кря! Эх вы, мои желтоносые… Идёмте к озеру, плавать, нырять будем!

Птенцы за ней бегут, крякают. Пришли к озеру, утка нырнула, поплыла, птенцы нырнули, поплыли. Один птенец по берегу бегает, крылышками хлопает, воды боится.

Утка кричит, сердится.

— Ты чужой! Я тебя утоплю!

Плывёт утка к берегу, птенца того утопить хочет. Подлетает кукушка, птенца с собой берёт.

Куропатка детей по траве ведёт, пикает:

— Пи-пи! Эх вы, мои быстроногие… Пойдёмте по траве побегаем!..

Птенцы за ней бегут, пикают. Один птенец сидит, крылышками хлопает, на ветку взлететь хочет. Куропатка кричит, сердится:

— Ты чужой! Я тебя насмерть заклюю!

Бежит куропатка, чтоб птенца того заклевать. Подлетает кукушка, птенца с собой берёт.

Ворона детьми хвалится, каркает:

— Кар-кар-кар! Эх вы, мои чёрненькие…

Смотрит, а один птенец пёстренький. Ворона кричит, сердится:

— Ты чужой! Я тебя насмерть заклюю!

Ворона клюв разинула, птенца заклевать хотела. Прилетела кукушка, птенца с собой взяла.

Собрались кукушкины дети. Кукушка хвалится:

— Эко, мои детки, все вы в меня, красавицу-певунью, родились… Пусть птицы завидуют!..

Прилетели птицы пенье кукушкиных детей слушать.

Кукушка своих детей учит:

— Спойте, мои детки, как я пою…

Птенец, которого утка вывела, крылышками захлопал, клюв открыл:

— Кря!.. Кря!..

Птицы засмеялись, кукушка опечалилась.

Птенец, которого куропатка вывела, крылышками захлопал, запищал:

— Пиф-пиф-пиф!..

Птицы опять засмеялись, кукушка ещё больше опечалилась. Смотрит на последнего своего птенца, на него надеется.

Птенец, которого ворона вывела, крылышками захлопал, открыл клюв:

— Кар! Кар!

Птицы смеются, над кукушкой потешаются, а она от горя плачет, птенцам своим говорит:

— Эко, мои детки, непонятливые… Слушайте, как я весело пою!

А сама плачет, слёзы на траву капают.

Смотрит, дети от неё полетели: один к утке, второй к куропатке, третий к вороне. От такого несчастья у кукушки горло перехватило. Взлетела она на куст, клюв открыла, от горя и слёз заикается:

— Ку-ку! Ку-ку!

И стала кукушка вечной заикой, печально кукующей…

Это она о детях печалится, о них стонет, жалобно кукует…

Как журавли стали небесными оленями

Было это давно, очень давно. И когда это было, не упомнишь. Собрались у Большого озера все болотные птицы. Собрались и заспорили. Каждая хвалит себя:

— Я лучше всех птиц на земле, — кричит болотный кулик, — быстрее меня ни одна птица не летает!

— Глупый! — отвечает ему утка-нырок. — Скажи, кто лучше меня ныряет?

Из-за большой кочки вышел журавль:

— Жалкие вы птицы, взгляните на мои длинные ноги, и вы скажете, что журавль — самая лучшая птица!

Услышал это Лесной хозяин и сделал так, что утка стала обжорой, заплыла жиром и отяжелела, болотный кулик сжался — стал маленькой, незаметной птицей, а у журавля ноги высохли и не стали гнуться. Потому журавль-самка и высиживает птенцов на высокой кочке, в другом месте сидеть не может: прямые и длинные ноги некуда девать.

Все болотные птицы присмирели. Лишь журавль остался недоволен, рассердился на Лесного хозяина и пошёл к нему за правдой. В это время Лесного хозяина со всех сторон окружили пташки-пичужки. Они просили Лесного хозяина:

— Помоги! Зимой холодно, а на юг лететь нам тяжело: малы у нас крылышки, устаём мы, падаем, умираем.

И как только показался длинноногий журавль, Лесной хозяин рассмеялся:

— Вот вам, пташки, хороший небесный олень, он будет возить вас на юг…

С той поры, как только поднимутся в небо журавли, чтоб лететь в тёплые страны, их окружает тьма-тьмущая пташек. Они торопятся занять получше места на длинных ногах журавлей. Так каждую осень журавли отвозят от нас на юг пташек, а весной привозят их к нам обратно.

Собаки и человек

Возле чума, на синем снегу, три собаки сидели: пастушеская Оронка, охотничья Лайка, ездовая Нартка. Собаки спорили. Оронка хвалилась:

— Я человеку первая помощница, мне жирный кусок он бросит… Я ему стерегу самое дорогое — оленей!

— Глупая ты, Оронка, я лучшая собака, — отвечает Нартка, — мне человек жирный кусок бросит… Я вожу его добро, без меня он и кочевать не мог бы…

Лайка сердится:

— Эко, хвастуны, без меня бы все оголодали… Ведь я добычу в тайге ищу!..